Искуcство переставлять каменные фигуры на раскрашенной доске возникло задолго до возврата Южной империи на отвоеванные у нее земли. Считается, что эта игра воспитывает разум, тренирует находчивость и готовит полководцев к будущим сражениям. Но тогда невозможно объяснить, почему эта игра получила такое распространение среди бедняков и купцов. Тем более невозможно объяснить, почему они стали играть в нее на деньги.
Как развлечь любимого господина, если обычные способы уже не помогают. Незаконченный трактат, продаваемый у Перешейка
Начало сентября – октябрь
Вода с жадным шипением приняла в себя пылающий кусок металла, забурлила и обдала паром кузнеца. Через несколько мгновений он достал быстро темнеющую болванку и осторожно положил на окутанное фиолетовыми всполохами блюдо. Понаблюдал и взял второй кусок, грязно-серый в отсветах горна.
Только так с давних времен рождается старое оружие, способное оборвать жизнь не только людей. Только так – через безумный в плавящей ярости огонь, через всепроникающую воду и через слитую воедино магию этого мира. Древнее серебро еще помнило прошлые века, когда все живое могло призвать тайные силы природы, уступающие в наши дни натиску серой обыденности. Современные руды и металлы уже начисто лишены дара хранить в себе грань между возможным и невозможным. Только одна радость осталась старому кузнецу – дать жизнь крупицам былого величия холодных металлов, правивших бал в битвах давно ушедших эпох. Кузнец надеялся создать лучшую и последнюю в его жизни вещь: доспехи и оружие к ним, достойные минувших героев, достойные породить нового героя. Породить или убить, если он окажется неспособным принять их как должно.
Старый Ворон разогрел на углях заготовку, пару раз позвенел ею о наковальню, потом с улыбкой мерно стал опускать тяжелый молот на податливый металл…
– Боюсь, нам придется тащить его на себе. – Маленький орк недовольно щурился на заходящее солнце, красящее в багровые цвета раскинувшийся у вздымающейся каменной стены лагерь. – Эту облезлую лошадь полощет уже больше получаса.
Огромный старый шаман флегматично пососал трубку, окутав себя клубами неприятно пахнущего дыма. Почесал пятерней седые заплетенные пряди, спадающие обильно с затылка, и улыбнулся.
– Ты все завидуешь, что из вас пятерых Хранители не пожелали выбрать для беседы ни одного. Только Дикий пришелся им по нраву.
– Он – чужак! Он не гонял в степи наших кобылиц, он не пел со мной у кланового костра! Мне он не нравится!
– И что? Многоголовый приказал взять его, а я не обсуждаю приказы вождя. Если ты хочешь заняться подобным, то делай это подальше от меня. Мне дорога моя шкура, и я не желаю старым любимым черепом украшать очередной столб на кладбище.
– Наш любимый вождь не вечен, не забывай это! Скольких уже зазнаек пережил совет шаманов? Десятки их сгинули, а мы помогаем нашему народу из поколения в поколение…
– Да, помогаете. Особенно хорошо вы стали помогать после того, как вожди лишили вас личных табунов. А сколько бубнов осталось без хозяев после той кровавой зимы – не перечесть. Крепко тогда вас проредили… – И очередной клуб дыма закувыркался к быстро темнеющему небу.
Маленький собеседник недовольно засопел, теребя обильно украшенный ракушками пояс.
– Нас? С каких это пор старый шаман вроде тебя делит братьев по ремеслу на своих и чужих?
– С той поры, как получил имя. – Лапа с трубкой лениво отмахнулась от налетевшей мошкары. – Это тебе, с молодых когтей изучающему у бабок и дедов азы мастерства, было что терять. А я такой же пришлый, как этот Дикий молодой вождь, что сейчас блюет кровью у тех камней. Только я пришлый для вашего шаманского совета, мечтающего вернуть утраченную силу. А он пришлый для всех наших Разделенных племен. Хотя после этого лета Разделенных не будет. Ни Разделенных, ни Диких. Будут лишь орки. Если переживут зиму.
– Нас так легко не сожрать!
– Да, Колотун, ты прав. Мы еще покусаемся. Благо Хранители договорились с гномами об оружии для нас и нежити. Добрая броня и стальные мечи – вот что нам сейчас нужно.
– Не-е-е-е-ежить… – Колотун поморщился. – Видел я их в деле. Мало того, что без должной магии эта куча костей рассыплется, не добежав до противника. Так ведь и бойцы из них никудышные, любой из наших щенков раскидает сотню этих еле ковыляющих болванов.
– Не путай останки людей, которых оживляли для потехи на больших играх, и тех воинов, которых поднимут в Городе павших. Это раз. К нам идут две тысячи лучших молодых бойцов от ящеров, способных опрокинуть закованных в сталь баронов. Это два. Мы ответим сталью гномов на сталь людей. Это три. С помощью Хранителей мы выстоим.
– Да-да, это четыре. И пять и шесть… Я умею считать. Но что мне делать с этим Диким, с которого шерсть просто сыплется! Меня от него мутит…
– Терпи. – Старый шаман обстоятельно выколотил трубку о ближайший валун. – Недаром мы с тобой уже столько лет вместе. Ты единственный из зазнавшихся потомственных болванов, кто способен терпеть инородцев.
Маленький шаман лишь оскалился в ответ:
– Я когда-нибудь отгрызу тебе причинное место и не посмотрю на твои размеры. Ты меня еще моей терпимостью попрекать будешь!
– Да, буду. Потому что шума от тебя больше, чем от самки на сносях.
Старик медленно поднялся и внимательно оглядел подходящего воина.
Хмурый сильно сдал за эту неделю. Большая часть шерсти выпала, обнажив бурую шкуру, усеянную мелкими шрамами. Глаза мрачно смотрели на окружающий мир из ввалившихся глазниц. Казалось, что общение с Хранителями высосало соки из ранее могучего тела. Теперь вождь Диких больше походил на тяжелобольного, ничем не напоминая ранее могучего воина.